— Простите, а вы часто приходите сюда? — он и сам не знал, зачем задал этот вопрос незнакомой женщине. Но почему-то уходить не хотелось.
Женщина, словно почувствовав его мысли, улыбнувшись, кивнула.
— А, вы, не против, если я как-нибудь присоединюсь к вашему маленькому обществу? Мне было с вами хорошо, — немного смутившись от своей откровенности, Зимин кашлянул.
— Нам тоже было с вами приятно, — улыбнулась она. — Меня зовут Маргарита Владимировна, — и, понимая его стеснительность, добавила. — Можно просто Рита, а моего сына зовут Миша.
— Олег Иванович, — представился он. — Зимин, майор полиции.
И, посмотрев друг на друга, понимающе, засмеялись.
 Глава 59.
Несколько дней Загорский жил в доме, принадлежащем одной из родственниц Струмилина, уехавшей в Израиль.   Временно дом пустовал, он был обустроен, имел все коммуникации, поэтому особых неудобств Игорь Михайлович не испытывал. Всё свободное время он проводил в обществе своего пса Алмаза и племянника Костика. Дом со своими парнями охранял Охап. Хотя положение  его самого, мало чем отличалось от положения хозяина. Оба они были  нелегалами. Обоих разыскивала полиция. Конечно, Охапу было бы проще самому на время залечь на дно. Полиция его пока не трогала, он был «чист». И возможность скрыться одному у него была. Но застарелый страх перед Загорским, сохранившийся ещё с того времени, когда он отбывал наказание на зоне, был живуч.
 Поэтому приказ хозяина  держаться вместе Сашка Охап исполнял исправно. Хотя и понимал, что если придётся уходить, то один он ноги унесёт куда быстрее, чем с этой  оравой. Ещё, вдобавок, хозяин прихватил этого мальчишку, сына Сафронова, повесив тем самым на них ещё и статью: «Похищение малолетнего». А ему это ни к чему. На зону топать он не хочет. Он своё уже отбарабанил.
Да и парень постоянно спрашивает, где его папа и куда подевалась мама, почему их нет с ними.
Знал бы он, что хотел сделать его дядюшка с его отцом, да и мамаша ему под стать. Стерва блудливая.
« Нет, надо рвать когти», — думал про себя Охап, лёжа у себя в комнате, где он проводил всё свободное от «работы» время.
Однажды, глядя в его бегающие глаза, Загорский спросил:  «Что, Охап, решил “ноги сделать”?»  И, не давая ему возразить, произнёс: «Я же вижу, сукин ты сын, ходишь и думаешь, как бы смыться, надоел, дескать, старый дурак!».
И, вдруг, резко развернувшись, он схватил его за горло и приставил к кадыку острую, как лезвие бритвы заточку.
— Смотри, сука, я ведь шутить не буду, таких как ты, холуёв, за свои деньги сколько хочешь найду. А тебя в расход пустить, это мне, как два пальца обо…ь. Так что, рано списываешь, — и, оттолкнув  его, сказал, как плюнул. — Пошёл вон!
После этого случая Охап присмирел, стал осторожнее. Но мысли свои о побеге не оставил. Он знал, что Гор на расправу скор. И, если подвернётся удобный случай, за ним не заржавеет.
Вон, Зубр, тоже хотел сбежать. Да не удалось. Хоть не сам хозяин его поймал, так мусора достали.  Потому что слишком много из себя мнил.  Охап его всегда остерегался и не доверял ему. Чуял, что и Зубр относится к ним, как к конченным уркам.  Именно по его вине он впал в немилость к хозяину. А за это Охап ненавидел Зубра ещё больше. Свой человек оповестил, что на допросах Зубр пока молчит. Но где гарантия, что узнав, что ему светит вышка, он не развяжет язык. Тогда всем мало не покажется.
После этого случая с Охапом, Загорский понял, что все эти людишки в любую минуту продадут его, спасая собственную шкуру.
«Да, на зоне, — думал он вечерами, сидя у камина и глядя на полыхающие лепесточки пламени. — Всё было иначе. Он, Гор, знал, кого миловать, а кого казнить.  Там преданность определялась стремлением выжить любой ценой, выжить, даже за счёт чьей-то жизни. А здесь все эти Охапы почувствовали себя самостоятельными.  А того не понимают, что окажись они в сложных условиях, не каждый из них способен понять своей тупой башкой, что без Гора они, как и на зоне, никто, так, пыль…
— Один ты у меня верный друг и сторож, Алмаз, — он ласково потрепал собаку за шею. Пёс внимательно посмотрел ему в глаза, позволяя ему одному такие сентиментальности.
Загорский вспомнил сегодняшний разговор с племянником. Мальчик действительно взрослеет. Не по годам умён. Но самым неприятным  для Загорского было то,  что Константин всё больше становился похожим на своего отца и…  деда. Деда, когда-то убитого им в том монастырском подвале.  И хотя нож был в руках Галеты, убил всё же он.
«Но, ведь и отца мальчика должны были убить по твоему приказу, — шептал внутренний голос. — Это же ты хотел получить его деньги, а зачем тебе столько?
— Так ведь это всё для Кости, для племянника.
— А разве его отец  дал бы ему меньше? — возражал назойливо голос. — Ты просто хочешь оправдать свои преступления. У тебя ведь на руках кровь не только деда, но и бабки этого ребёнка…».
 Загорский закрыл глаза, воспоминания перенесли его на двадцать лет назад. Однажды по местному каналу выступала женщина. Он обратил внимание на её красоту.
 — Хороша! — с восхищением произнёс он. — Кто такая?   И услышав её имя и фамилию, непроизвольно вздрогнул. — Нина Сафронова, преуспевающая бизнес-леди.
 Он уже не помнил, о чём она говорила,  да его и не интересовали её успехи. Когда он услышал, что на вопрос назойливого корреспондента о её погибшем муже, известном архитекторе Сафронове, она ответила, что уверена,  гибель мужа связана, с какой-то находкой. Вероятно, об этой находке накануне своей гибели он успел рассказать батюшке.  Возможно, эти два убийства связаны между собой, и священник тогда не случайно "упал" с лесов.
После интервью Сафроновой, Загорский перестал чувствовать себя уверенно и спокойно. Ну, зачем она заявила тогда, что  проведёт самостоятельное расследование,  и найдёт истинного убийцу её мужа и священника… Самоуверенная дурочка, она думала, что её ум и деньги помогут ей в этом. Но его деньги и его хитрость оказались сильнее…
Он ведь пытался остановить её, но его тайные угрозы только подлили масла в огонь. И тогда он решил  встретиться с ней в "открытую".  Хотя такой метод  был не для него. Он всегда занимал теневую позицию, а противников любил рассматривать на свету, чтобы видеть их глаза, лица, чтобы сразу почувствовать фальшь и обман. Сам мастер хитросплетений и лжи, от других по отношению к себе он требовал только правды. Он установил за ней слежку. Ему нужно было знать каждый её шаг. С кем встречалась, о чём говорила, и всё остальное.
Его встреча с Ниной Сафроновой произошла в ресторане у Струмилина. Был какой-то банкет, гостей было много, но, как всегда на таких мероприятиях многие друг друга не знали, что на взгляд Загорского было к лучшему.
Он внимательно наблюдал за ней со своего "укромного места", которое Эдуард Моисеевич придерживал только для него.
Ей было лет тридцать восемь, но выглядела она на двадцать пять. Стройная, с тёмными  роскошными  от природы волосами  и зелёными глазами, она привлекала внимание многих мужчин. Но больше всего, что поразило в ней Игоря Михайловича, это её умный  и независимый взгляд. Она вела себя, как королева, которой всё это изрядно поднадоело, и только этикет заставляет её быть здесь. Она нравилась мужчинам, но сама особого внимания никому не уделяла. Заметив, что Сафронова вышла на террасу, Загорский, подав знак своим парням, вышел следом.
 Нина стояла у парапета и курила. Услышав его шаги, она слегка обернулась. Ему понравилась та грация, с которой она сделала этот независимый жест. Всё в этой женщине притягивало.
— Добрый вечер, прекрасная незнакомка, — с восхищением произнёс Загорский.
— Добрый, — ответила она голосом женщины, немного уставшей от мужского внимания.
— Я вижу, вы скучаете? — Загорского не смутил её слегка равнодушный тон. — Такая женщина, только так и должна разрешать обращаться к себе.

С. КИМ.

Продолжение следует.