Конечно, она не испытала ужасов войны, не участвовала в кровопролитных боях, не видела, как на глазах разрываются тела от взрывов снарядов, как горит земля…
Ей в мае 1941-го исполнилось 12 лет. Страшное известие в июньский день о начале Великой Отечественной застал не детскими играми.
— Жили мы в селе Сергиевском. Родители работали в колхозе. А мы в летнее время знали об одном — надо им помогать, — рассказывает моя собеседница, труженица тыла Нина Даниловна Шевченко. — Как раз созревал табак, был тот период, когда эта бесполезная культура занимала большие плантации.
Нина Даниловна противница того, что люди курят, особенно болезненно относится к тому, что молодёжь и подростки, девушки, будущие матери курят, губят своё здоровье. И не только своё.
— Лучше бы они конфеты покупали на те деньги, которые им родители дают, — говорит она. — Я пережила голодовку, помню, как мама пекла лепёшки из ничего. Но тяги к курению не было. Даже парни наши не курили, за редким исключением. В общем, пока родители косили созревшие листья табака, мы, их дети, мал-мала меньше нанизывали листья на верёвки и подвешивали их на просушку. Ну, а война началась, жизнь покатилась по другому руслу. Отца забрали на фронт. Нас у мамы осталось четверо — кроме меня ещё две сестры и брат, — она замолкает, пауза длится не долго, собравшись с духом, Нина Даниловна снова заговорила. — Нет их. Получается, что я их пережила. Отец погиб в войну, мама давно умерла, похоронила и сестёр и брата. Люся инвалидом была, мы со старшей сестрой Верой были всегда рядом с ней до того времени, пока Бог не прибрал душу. Да и Вере Господь отвёл не так уж много лет. Но я помню, как мама говорила: "Умирает не старый, а поспелый".
Несмотря на трудное военное и послевоенное детство, только наш младший брат Борис получил образование, работал главным врачом на автозаводе "ГАЗ". Он, конечно, помогал нам, трудно было доставать лекарства для Люси, он всегда привозил. Да к нему на лечение ездили его одноклассники, станичные друзья. Но уже и его нет, да и мужа я давно похоронила.
— Даниловна, но есть два сына, два твоих крыла…
— Да, если б не они, не знаю, как бы я свои недуги перенесла, которые вдруг навалились. Сергей живёт в Каневской с детьми и внуками. Саша с семьёй — недалеко от Джубги. Но случилась со мной беда, по очереди приезжали, жили, ухаживали за мной. Сергей-то более или менее свободный человек. На пенсии. Саша с женой хоть и работают, но тоже находили время, чтобы быть со мною рядом. Я вспоминаю, как многие мои подруги в молодости высказывали сожаления о том, что у меня дочери нет. На что у меня всегда был ответ: "Господь Бог дал мне таких сыновей, которые не заменят некоторых дочерей". Хотя и с невестками у меня всегда был и есть общий язык.
— Но ведь и сыновья получили всю материнскую любовь, которую ничто не заменит…
— Да если честно сказать, я не видела, как они росли. Некогда было заботиться о них так, как современные мамы надышаться не могут на своих детей. Будучи замужем, переехала в Гиагинскую. Муж работал ветфельдшером. Если кто-то понимает, что это за работа была, поймут меня. В колхозе при том количестве животноводческих ферм, скота и птицы, дел было столько, что не выговоришь сейчас. А ещё и в частном секторе его как специалиста звали на помощь. Он безотказный был, за работу копейки брал. Да и в колхозе заработки не такими уж высокими были. Мальчишки росли. Хотелось, чтобы они специальность приобрели. Надо было работать, дать им возможность прочно на ноги встать. Поэтому воспитывали они друг друга сами. Я 30 с половиной лет проработала то санитаркой, то няней в детском саду. Ну и 20 с половиной лет техничкой у вас в редакции.
Тогда она в нашем коллективе была самой старшей по возрасту. Бывший редактор Николай Иванович Балахонов — на несколько лет моложе её. А нам всем — по 25-28 лет. Это было то самое время, когда она присматривала за нашими детьми, справившись со своими непосредственными обязанностями. Иногда приходилось с детьми приезжать на работу, поскольку газетные материалы, несмотря на наши "больничные", нужно было своевременно сдавать в номер. Материалы писались от руки, машинистка набирала их на печатной машинке. Потом эти тексты в типографию сдавались…
Мы уже забыли о таком выпуске газеты. Но не забыли, как Нина Даниловна выручала нас, пока мы корпели над своими "произведениями". И песни пела нашим детям, и спать укладывала. Её жизнь и сейчас всегда у нас на виду. Хотя встречаться с ней приходится на рынке, она постоянный покупатель свежих овощей, фруктов. Пенсия у неё не такая уж великая, но она предпочитает хотя бы полкилограмма свежей говядины или свинины, охлаждённой курочки замороженным бройлерам. Она к этому привыкла очень давно. И если вдруг кто-то из нас неожиданно приходит в гости, она всегда на стол поставит вкусный наваристый борщ, сочные котлеты или жаркое с подливой. Пережив великий голод в 30-х годах, нужду и нищету в годы войны, она дорожит каждой крошкой хлеба.
В доме всегда тепло и уютно. Несколько лет ей не приходится заготавливать дрова на зиму, потому что есть сетевой газ. На окнах кипенно-белые занавесочки и тюлевые шторки. В комнатах незамысловатая мебель, которую она ни за что не меняет на новую, современную. Большую заботу проявляет о своих четвероногих подопечных — собачке-дворняжке и коте.
— Не поверите, — говорит её сын Сергей. — Каждый день готовит им супчики свежие. Покупает деликатесы разные. Лежала больная во время приступов, нас просила, чтобы мы о них не забывали. Исполняем, не хочется, чтобы она лишний раз волновалась по мелочам. Тем более, ей ни в коем случае нельзя расстраиваться. Мамка у нас мировая.
Даже больше, чем мировая. Не озлобили её ни тяготы, ни тяжести, ни суровые будни в детстве и в юности. Да и в зрелой жизни её руки празднества.
— Сейчас я — барыня, живи — не хочу, а приходи — научу, — шутит Нина Даниловна. — Есть всё, да здоровье пошаливает. Но ни на кого не гневаюсь, такую тяжелую долю перенесла не я одна…     
Г. Шовгенова.