Читательская аудитория нашей газеты довольно обширная. Материалы корреспондентов, разные по тематике, рассказывающие о судьбах жителей нашего района, интересны и людям молодым, и читателям среднего возраста, и пожилым. В общую тематику публикаций, посвященных 65-ой годовщине Победы, органично вписываются и воспоминания наших читателей – участников Великой Отечественной войны, тружеников тыла и просто людей, ставших свидетелями оккупации района.
Своими воспоминаниями поделилась труженица тыла, вдова инвалида Великой Отечественной войны, Почетный донор СССР, инвалид 2 группы Мария Гавриловна Шендрик.
— Когда началась война, мне было 14 лет. Я хорошо помню этот день. Воскресное утро. Ласково греет солнышко. Ничто не предвещает беды. И вдруг эту безмятежную тишину маленького хутора Карцев, где я тогда жила, пронзили возгласы всадника. «Гитлеровская Германия объявила нам войну! Сегодня ровно в 4 часа бомбили Киев!» — обеспокоено кричал он. В глазах людей был ужас и смятение.
В этот же день возле сельсовета установили радио, и мы впервые услышали слова: «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой с фашистской силой темною, с проклятою ордой…». Эта песня звучала, как призыв, трогала за живое. И страна встала и пошла на смертный бой. В ряды советских воинов влились и мужчины из нашего хутора, которые получили повестки о призыве на фронт в то же воскресенье. Мужчин, наскоро собравшихся, провожали в военкомат в ст. Гиагинскую. Сколько было крика, слёз, горя. Забирали лучших, здоровых мужчин, в том числе и учителей из нашей школы, которая была на хуторе Рыбаловском.
Настали тяжелые дни. На хуторе остались женщины, старики и дети. Женщины заменили мужчин почти во всем: ездили на лошадях, ухаживали за ними, работали в огородней и полеводческой бригадах. Мама моя до войны работала звеньевой в огородней бригаде, в войну – бригадиром. Нелегка была женская доля. На работу уходили рано утром, возвращались поздно. Обедали в поле. Мы, дети, тоже с малолетства были приучены к работе. Те, кто постарше, помогали собирать овощи, из которых потом выбирали семена, сушили и отправляли в «Сортсемовощ» в Гиагинскую. Когда убирали пшеницу, мы собирали колоски. Пшеницу вязали снопами женщины и увозили на подводах на ток, там молотили на молотилках вручную. Точно так же убирали и подсолнечник. Взрослые жали серпами, а нас научили из травы связла делать, которыми связывали снопы, чтобы легче было подавать на подводы. После такой работы у нас на руках были кровавые ссадины. Те, кто помладше, пока мамы работали в поле, помогали кухарке: носили воду из Фарса, собирали дрова, а после обеда носили в баллончике еду в хутор больным старикам и детям.
В августе 1942 года к нам пришли немцы. Увидели их сначала на мотоциклах, потом пошли машины за машинами, обозы. Лошади у них были грузные, ноги толстые и лохматые. Заняли немцы школу, сельский совет, избу-читальню, почту. Люди стали дома рыть окопы, уносить туда все необходимое. Когда бомбили хутор Рыбаловский, мы сидели в окопе и, казалось, бомбы падали около нас, на голову сыпалась земля. Заканчивалась бомбежка, — начиналась стрельба, после которой на улицах лежали убитые и раненые. Остовы сгоревших домов еще долго напоминали о присутствии немцев. Во время оккупации мы не учились. С приходом немцев среди наших земляков появились предатели-полицаи. Они выполняли все указания оккупантов. Прошка, который жил на нашем хуторе и еще один парень из хутора Казаполянского выдавали евреев. У нас в школе был учитель-еврей, преподавал немецкий язык. Его забрали на фронт, а мать его, старушку, расстреляли в долине Фарса, где нашли свой последний приют сотни наших земляков…
Ребят, которых не забрали на фронт, полицаи выдавали немцам. На хуторе Казаполянском жил друг моего брата Сергей Кунин. Немцы забрали его, заставили ухаживать за лошадьми, а когда отступали, увезли его с обозом. Так он и не вернулся… Как сложилась его судьба? Никто не знает… Осталась старушка-мать.
За моим братом тоже охотились полицаи, а маме угрожали: «Не скажешь, где сын, убьём тебя, дочь и мать». Но мама ни за что не рассказала бы, где находился брат. Она его сама спрятала в заброшенной овчарне на хуторе «Начало века». Брат в соломенной крыше проделал дыру и прятался там, пока были немцы. Люди наши знали, что он там, носили еду. Хотя сами порою оставались без куска хлеба. Немцы чуть свет приходили в каждый дом и требовали: «Яйко! Млеко!». Если хозяйка говорила, что уже забрали, то они сами шли в сарай и на гнездах забирали яйца. Случись в этот момент на гнезде сидеть курице, так и ее уносили.
Отступали немцы в феврале 1943 года. Сколько было радости! Жизнь на хуторе Карцев, казалось, проснулась. Начались занятия в школе. Мы с подружками окончили семилетку и поступили в школу медсестер в г. Майкопе. Успешно сдав экзамены, вернулись в свой район. Я с 1947 по 2000 год работала в ст. Гиагинской. Подружка с х. Карцев В. И. Хрипкова-Тарановская и сейчас работает в ФАПе х. Тамбовского, а Лена Иванова с хутора Безладный работала в Дондуковской больнице. В 1947 году я вышла замуж за фронтовика Петра Максимовича Шендрика. Он прошел всю войну с первого до последнего дня, участвовал в Параде Победы на Красной площади. Награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени, медалью «За оборону Сталинграда». Был ранен.
На полях сражений сложили свои головы и мои близкие: дядя, двоюродные братья и отец моего мужа. |
