Глеб, слушавший весь этот разговор, крикнул:
— Нет, такого не будет! Отпусти ребёнка, сволочь, а я остаюсь! — Он готов был прыгнуть на эту мразь, даже собака уже не была для него препятствием. Но, оружие, которое держал Загорский в руке, делало его действия невозможными. Он боялся за сына, за его жизнь.
Он в упор смотрел на Загорского, который стоя позади мальчика, держал его за плечо.
Телефон зазвонил снова. Загорский приложил его к уху и вдруг побледнел.
Он разговаривал с Анжеликой, которую привезли из следственного изолятора, объяснив всю ситуацию.
— Игорь, — послышался в трубке её взволнованный голос. — Игорь, ты слышишь меня? Я умоляю тебя, ради всего святого, отпусти моего сына и Глеба. Твоё сопротивление бесполезно. Они окружили этот дом, здесь ОМОН… Ты слышишь?! — кричала Анжелика.
— У тебя, значит, в камере было время вспомнить о том, что у тебя есть сын? И, как я понимаю, ты всё ещё любишь своего бывшего мужа, — губы Загорского презрительно дёрнулись. — Ты ещё ему счастья с новой женой пожелай, чтобы у них всё было хорошо. А ты забыла, детка, как хотела убить его… Или ты уже до суда встала на путь исправления? — он зло сверкнул глазами на Сафронова.
— Нет, не забыла, и рада, что этого не произошло. Прошу тебя, Игорь, пожалуйста…, — помолчав, тихо попросила она его.
Приехал снайпер. На подъехавшей машине с выдвижной люлькой подбирали удобное место для выстрела. Сам снайпер, не торопясь, настраивал винтовку с оптическим прицелом.
Глядя на все эти приготовления, Суздальцев произнёс:
— Там ребёнок, и Глеб ранен. Если первой убить собаку, он успеет выстрелить в Глеба или мальчика, и, наоборот, пёс может первым наброситься, вот ситуация, — тяжело вздохнул генерал.
Анжелика, стоя рядом с полицейскими, беззвучно плакала. В эту минуту она осознала весь ужас происходящего. Там был её сын. По голосу брата она поняла, что он изрядно выпил. И без того не терпящий никаких возражений, в этом состоянии он был опасен вдвойне. Одно, не так сказанное слово, и…
Забравшийся в люльку снайпер, через оптический прицел винтовки просматривал наиболее удобную позицию для выстрела, он был спокоен и сосредоточен. Словно собирался выстрелить не в человека, а готовил удочку для спортивной рыбалки.
Зимин, наблюдая за действиями снайпера и слушая переговоры с Загорским, думал об одном, что если Господь не отвернулся от них, то, наверное, только он и поможет в этой ситуации, хотя бы ради ребёнка.
Спустившийся с вышки снайпер, подошёл к стоявшим у крыльца генералу Суздальцеву и подполковнику Баринову. Раздумывая и выбирая к кому из них обратиться первому, выбрал старшего по званию Суздальцева.
— Товарищ генерал-полковник, разрешите? — тот кивнул. — Я не могу стрелять. Загорский постоянно перемещается в простенке между окнами, или выходит к столу, за которым находится мальчик. Простите, я не могу рисковать.
— Да вы правы, — тихо произнёс генерал. — Я думаю, что рисковать мы не можем, — и, помолчав, добавил. — Если бы возникла удобная ситуация, то Глеб и сам не замедлил бы ею воспользоваться.
— Что будем делать, Артём Антонович? — Баринов посмотрел на генерала и виновато отвёл глаза.
В ту же секунду, Анжелика, сорвавшись с места, кинулась к крыльцу и исчезла за дверью. Растерявшийся полицейский, бросившийся следом, был остановлен грозным окликом генерала, запретившим ему преследовать беглянку.
Оказавшись в доме, Анжелика быстро поднялась по лестнице, и, подойдя к закрытой двери, постучала:
— Игорь, это я, прошу тебя, открой дверь, я одна, клянусь сыном!
Быстро переместившись к двери, Загорский щёлкнул замком и, продолжая не спускать глаз с Глеба, крикнул ей:
— Быстро входи и закрой дверь, если ты не одна, я стреляю!
Оказавшись в комнате, она быстро закрыла дверь на замок.
— Ну, вот и прекрасно, — глумливо произнёс Игорь Михайлович. — Вся семейка в сборе!
Подойдя к столу, Анжелика обняла сына и прижала к себе. Мальчик, всхлипнув, тоже обнял мать.
— Зачем тебе вся эта комедия? — спросила Анжелика. — Тебе мало всего того, что ты сделал?
В сторону Глеба она смотреть не решалась. Но то, что он ранен, Анжелика увидела.
— Глеб ранен, ему нужна помощь, — обратилась она к брату.
— О! Я смотрю, за время пребывания в камере, тебе успели поправить мозги, и даже пробудили материнские чувства, которых у тебя не было с момента рождения этого ребёнка? Меня тронула твоя забота о бывшем муже. Да, да, дорогая сестрица, о бывшем! — сделав ударение на последнем слове, он презрительно усмехнулся. — Или, может быть, ты решила таким образом заработать снисхождение к себе нашего славного правосудия? Напрасно стараешься, детка, тебе зачтётся всё. И соучастие в подделке документов, и соучастие в попытке убийства мужа. Так что, сидеть тебе всё же придётся, — и, зло посмотрев на неё, он произнёс. — И даже твой американский дружок тебе не поможет.
— Я согласна понести любое наказание, только отпусти сына, — и, посмотрев на мужа, теперь уже бывшего, добавила. — И Глеба.
Глеб, сидя на полу с разбитой головой и запёкшейся кровью на лице, смотрел на бывшую жену, думая лишь об одном, чтобы Загорский отпустил их с мальчиком, о себе он переживал меньше всего. Если честно, то такого поступка от нее он не ожидал. Но это всё равно не оправдывало её. Ведь всё, что сейчас говорил о ней Загорский, указывало на её причастность к этим преступлениям. Но красота этой женщины, даже в столь трагичной ситуации, оставалась вызывающе броской. И сейчас, обнявшись с сыном, они вместе представляли собой замечательную картину.
" Жаль, — неожиданно подумал Сафронов. — Что эти чувства не пробудились раньше…"
Собака смотрела на Глеба, не отрывая взгляда, но злобности в нём не было.
— Что, Алмаз? — обратился он к псу. — Выслуживаешься перед хозяином?
При слове "хозяин", пес навострил уши и посмотрел в сторону Загорского.
— Решил моего пса на прочность и верность испытать? — ухмыльнулся тот. — Напрасно, он зубами железо перемалывает, так что, Глеб Константинович, не рискуй.
Загорский весело рассмеялся, если вообще веселье было уместно в столь трагичной ситуации. Но его это не смутило.
— А что, может быть, нам выпить за семейную встречу? Я ведь, Сафронов, даже на вашей свадьбе не гулял. А Анжелика у меня единственная и любимая сестра, — и он выжидающе уставился на Глеба.
— Всё правильно,— произнёс Сафронов, — я на свою свадьбу палачей не приглашаю, — он снова посмотрел на собаку, пытаясь придать себе удобное положение.
Положив голову на передние лапы, пес, не опуская взгляда, смотрел ему в глаза.
— Хороший у тебя пёс, Загорский, верный. Только вот, в отличие от людей, не понимает он своим собачьим умом, кому служит. Понимал бы, вряд ты у него в друзьях и хозяевах числился.
— А ты идеалист, Сафронов. Только вот собакам не надо никаких философий, они ведь за кусок хлеба отрабатывают свою собачью верность. И, в отличие от людей, которые с твоей же руки кормятся, а вторую норовят откусить, не пытаются этого делать. Скажешь, я не прав?
С. Ким.
Продолжение  следует.