Глава 71
 С тех, казалось бы, недавних событий, когда Варя случайно обнаружила "свои" страшные находки, прошёл год…                                                                                                                                 
В апреле Варя родила дочь. Белокурая, голубоглазая Сонечка стала общей любимицей семьи.  Костя, как старший брат, которому исполнилось в августе десять лет, с удовольствием нянчил сестричку. Хотя слово нянчил меньше всего подходило для Кости. Его "рабочий график" был плотным. С утра до обеда в школе, потом  музыкальная, спортивная школы, и, наконец, английский язык. Практически все эти занятия не оставляли мальчику свободного времени.
Варя даже жалела его, но Глеб был непреклонен, заявляя, что его сыну в этой жизни свободное время придётся зарабатывать самому, а пока пусть готовится это делать с детства.
И Костя не хныкал. Но, как и всякий ребёнок, радовался, когда возникала возможность просто поиграть, побегать с Алмазом. Пёс был настолько привязан к нему, что, когда долго не видел своего друга, впадал в "транс ожидания", ни на кого не реагируя.  Но стоило только Косте появиться, как он буквально оживал.
Глеб с Дмитрием, занятые проектом реставрации старой усадьбы, буквально пропадали то на работе, то в архивах, то в областном краеведческом музее. С которым у них возник договор о передаче усадьбы, уже как "экспоната" музея, для дальнейшего посещения её туристами и гостями города.
Согласно принятому решению, эта усадьба станет историческим памятником середины восемнадцатого столетия. А ходы и подвалы её также будут использоваться, как туристические маршруты.  Но для этого их необходимо было  реставрировать и отремонтировать. В проекте, даже комната, увиденная Глебом  в его "видениях", должна будет приобрести свой первоначальный вид,  что придаст ей таинственность и загадочность. Правда, сундук "с сокровищами" будет заполнен муляжами и без икон.
Дмитрий, ставший отцом в начале этого года, был счастлив. Сына Ермошины назвали Андреем, в честь  погибшего в Чечне друга. На крестины мальчика из Германии приезжала бабушка Нелли Антоновна, а из Москвы генерал-полковник Суздальцев, довольный, что наконец-то он стал дедом.  В своём напутствии младшему Ермошину Артём Антонович пожелал стать ему офицером  и продолжить их славную династию.
— Ну, что, парни! — обратился он к Дмитрию и Глебу. — Как там ваша усадьба поживает?
— Дядя Артём, лучше не надо, — смеясь, ответил ему Дмитрий. — Глеб там такие работы развернул, что "я тебе дам".
— Да ладно тебе, — перебил его тот. — Ты что ли мало делаешь?!
— Ну, эта дамочка из музея всё время с тобой советуется. У неё там  "проекты Геббельса". Понатащила  туда всех этих художников, оформителей, историков по костюмам, быту и прочих, представителей по консультациям.
Глеб, слушая болтовню Димки, рассмеялся:
— Слушайте его, Артём Антонович, он вам наговорит с короб.
Дмитрия позвала Оля, и он пошёл в дом. Оставшись наедине с Глебом, Суздальцев спросил: "Ты извини, Глеб, хочу спросить, как там сын твой Костик? Тоскует по матери?"
— Они переписываются с Анжеликой, — после небольшой паузы произнёс Глеб. —  Она пишет сыну, что освоила профессию швеи, и даже создаёт свои модели.  Оказывается,  она не знала, что у неё есть к этому способности.  Всегда носила красивые платья, пошитые кем-то, а вот пришлось и самой, — и, улыбнувшись, добавил. — Как сказать, но ведь и Коко Шанель свои творения создавала не сразу в шикарных салонах…
— Да, парню нелегко.  Но, что же, в жизни случается всё, и всё надо научиться преодолевать. Ты вот и сам не думал, что сможешь найти тех, кто убил родителей.  А жизнь она ведь иногда такие вещи преподносит нам, что скажи, не поверят. Да и с кладом этим просто невероятная история.  Кто его ещё знает, когда бы нашли?  А, вот, поди же, — удивился, он.
— Да, дядя Артём, — произнёс подошедший Дмитрий. — Он же, этот Боря Лукавый, его настоящая фамилия Лукавников Борис Фёдорович, совершенно случайно забрался в этот подвал.  И эта комнатка, где был спрятан клад, тоже ведь практически была нишей, только более просторной. Вот он  и решил устроить там эти сокровища и замуровать их. Благо битого старого кирпича было достаточно и в подвале, и в самой усадьбе.  Вот он натаскал их и заложил нишу, — усмехнулся он.
— Но, что странно, что Глебу именно эта комната-ниша и приснилась, — удивился Артём Антонович.
— А здесь, вероятно, нет ничего особенного. Я в смысле чуда, — произнёс Глеб. — Дело в том, что, когда мы с Димкой наткнулись на эти подвалы и ходы, я ещё тогда обратил внимание на кладку. Она  была тоже старая, но как-то не вписывалась в первоначальную. Хотя, замаскирована была довольно не плохо. Но, тогда мы с Димкой, молодые парнишки, не придали  этому значения, но в подсознании это отложилось, — он на мгновенье замолчал.
— И всё же, Глеб, — не согласился с ним Дмитрий. — От твоего сна веет мистикой.
— Ну, мистикой так мистикой, — и, помолчав, добавил. — Зато я  увидел маму. Правда, только во сне.
— Говорят, что хоронить своих детей, это великое горе для родителей, — вздохнул Артём Антонович. — Но и не меньшая трагедия, когда дети теряют своих родителей. Маленький человек оказывается в леденящей пустоте и одиночестве. И если не найдутся люди способные искренне полюбить его и помочь пройти через всё это, то рана может остаться на всю жизнь.
— Я вот Зубарева вспомнил, —  вдруг неожиданно произнёс он. — Когда шло следствие, я встречался с ним. Он, кстати, рассказывал всё без утайки. Первая наша встреча с ним в СИЗО прошла довольно недружелюбно. Хотя, о каком дружелюбии можно было говорить с этим человеком. Он упрекнул меня тогда  в том, что наша армия, которой я так горжусь, показала себя во всех этих чеченских событиях не лучшим образом. И, что мне, как боевому офицеру, должно быть стыдно за то, что там тогда происходило. И что наши политики сыграли грязную игру, используя эту самую армию. И мне должно быть стыдно за всё. И сколько человеческих жизней было положено во всём этом  бардаке. Он задал мне тогда вопрос: "Не мучают ли меня по ночам кошмары и не снятся ли мне те мальчишки — солдаты, которых мы бездарно и бездушно бросали в этот ад". И верите, парни, мне было не просто говорить с ним, если вспомнить поочерёдно все те события, которые начались ещё до, так называемой, первой чеченской войны, то есть, до девяносто четвёртого года.
С. КИМ,

Продолжение следует.