Житейские истории — это раздел, посвящённый реальным историям, произошедшим с реальными людьми. Зачем нам нужны житейские истории? Всё просто: именно истории из реальной жизни на своём опыте демонстрируют различные ситуации, встречающиеся на жизненном пути.
Житейские истории, рассказывающие о сложных семейных отношениях, бывают очень поучительными и помогают разобраться в непростых ситуациях. Во многих сферах нашей жизни житейские истории оказываются полезными и позволяют избежать многих ситуаций и учат сглаживать острые углы.

Когда двое людей (мужчина и женщина) начинают терять веру друг в друга и не находят общих слов, им следует расстаться. Наш брак с Галиной длился более десяти лет.

Жена моя была человеком неуравновешенным, с неустойчивой психикой, и иногда у нее были приступы. В такие моменты ей надо куда-то ехать, бежать…

К слову, в последние два года совместной жизни она уезжала от меня (со всеми вещами, мебелью) раза четыре. Уедет к своей матери и выжидает, когда же я за ней пожалую. А детей (их у нас двое) всегда оставляла мне. Она, если задумает свой вояж, находит машину, грузит вещи и… в путь. Потом ждет. Если через неделю я к ней не еду, является, якобы за чем-нибудь. Мы выясняем отношения, миримся, потом везем назад вещи…

Я не сразу понял, что у нее не все в порядке с психикой. А потом выяснилось, что такими расстройствами страдают ее родители, причем, оба: и мать, и отец. Я любил ее, жалел, все время старался сгладить углы. Но в последний раз, когда моя Галина уехала, я не выдержал. Правда, уговаривал ее вернуться, но она "размышляла” три месяца — делать это ей или нет.

И, видно, переиграла: я встретил женщину, с которой был знаком раньше, еще в юности. У нее рос сынишка от первого брака. Мы сошлись, стали жить вместе. Через год мы с Ольгой зарегистрировались. К тому времени мой сын приехал ко мне и стал жить с нами (жена его отдала спокойно, сказав, что так будет лучше для всех). Еще через год у нас с Ольгой родился сын. Все вроде бы наладилось, — мы считаемся семьей весьма обеспеченной, но нет в нашем доме порядка. После родов Ольга опустилась, ходит неприбранная, в засаленном халате, везде грязь, сына моего чуть ли не из дому гонит. Ее же растет настоящим барчуком. Я вечно работаю, чтобы обеспечить новую семью и помогать старой (кстати, мы так и договорились — первой плачу алименты на двоих детей). Вот так и живу, и ничего уже, наверное, не изменится в моей жизни. Так что страдают не только женщины, — нам, мужчинам, тоже изрядно достается…

О. В.

В детстве мама обращалась ко мне — Сашуля, сынуля… Я уже давно сам отец — у нас с Оксаной девятилетняя Кристина, однако мама и сейчас называет меня также ласково: Сашуля. И я не скажу, чтобы это мне не нравилось. Наша мама вкусно готовит, долгое время работала в кафе, тем не менее часто говорит, что у невестки получается лучше, похваливает ее, мол, прирожденный талант. Я думаю, что она сознательно преувеличивает, но после такой похвалы, кому не захочется сделать лучше?

Мы живем в двухкомнатной квартире. В одной комнате — родители, в другой — моя семья. Посредине у нас кухня. Питаемся отдельно, но на праздники, дни рождения делаем "гости”. Или родители зовут на обед, или мы их. В какой-то мере это игра, подумаете вы. Да, но как счастлива в эти минуты мама! Кристина тоже. Сейчас мама на пенсии, всем известно, что это значит. Например, парикмахерская "отпадает”. Я не считаю зазорным сознаться, что стрижку маме делаю сам так же, как и остальным — отцу, жене, дочке. Хотя я не парикмахер, мама говорит, что она ходит "только к своему мастеру”. У нас в деревне живет 85-летняя бабушка — мамина мама. В прошлом году наша мама провела там восемь месяцев, так мы еле ее дождались. "Мама” звучит для меня как тихий шелест листвы, как мягкое журчание ручейка. Оно с нами от начала до конца нашей жизни.

И. Г.

Не ошибусь, если я скажу, что редкая женщина, чей возраст за сорок, не чувствует этого страха: как быть, если вдруг… Казалось бы, должно быть наоборот. В прошлом бессонные ночи, пеленки, наивные юношеские ссоры, материальные проблемы, вмешательство родителей. Заработана и квартира, и обстановка не хуже, чем у соседей, дети встали на ноги. Муж и жена научились понимать не только слова, но и молчание друг друга, притерлись, привыкли, пообломались, и стали даже в чем-то схожи лицами. Ну, не совсем дурой была, не одними кастрюлями жила, думала, что любовь у нас настоящая, семья крепкая, надежная, защита от семи ветров за его плечами. Хоть и зарабатывал немного, но в женские дела не допускала — побаивалась, что увидит другую, ломовую, освобождающую от авоськи с картошкой и мытья посуды. А вдруг дрогнет, а вдруг променяет? Мужчина же. Где легче, сытнее, удобнее, где много холи и желудку, и телу, и самолюбию мужскому и где мало ответственности и забот — там его и место, туда его и тянет. И неизвестно, потягается ли любовь с ежеминутным рабским ублажением. А я видела женщин, готовых ублажать и ценой своих ребер, ходящих с синяками, но из кожи вон лезущих, чтобы удержать. И сама из кожи вон лезла.

Недоучилась, перешла на заочное. Послали на курсы повышения. А муж — брови нахмурил: какже я без твоих пирогов? Я и осталась, дурочка. Предложили повышение. Прилетела домой сияющая. А муж радовался меньше. Родители с той и другой стороны поспешили объяснить, что переросла я свою половинку, а этого жене не полагается. Одним словом, послушала я их и от очередного повышения отказалась. И не стала я рыпаться, сидела тихо на небольшой должности, по вечерам с мужем говорила о его успехах, радовалась за него, когда он меня перерастать стал…

Не так радовалась, как он моим успехам, а так, как только женщина способна радоваться за своего сына, мужа, мужчину. Но потом вижу, он не хочет со мной беседовать, скорей за газету, на диван. "Молчи, глупая баба”, — я это почувствовала. Он окончательно перерос меня. А я варила, стирала, убирала и все больше оставалась одна. Душа стыла в пустоте, и я старалась заглушить эту боль хлопотами, заботами, рецептами, выкройками, бабьими разговорами. Да, работать я перестала. Муж, доросший до очень значительного начальника, "уволил” меня. И я окончательно застыла, отупела, забыла себя в мелькании дней, в кухонных исканиях и мыльных операх.

Редкие гости, искренние восхищения: какая жена, настоящая женщина! Я умела и спеть, и глазами повести, и подать себя. Но наступали домашние будни. И для мужа, и для детей я представляла интерес исключительно с точки зрения "подай-принеси”. Они не замечали моего бледного лица, когда мне нездоровилось, они не обращали внимания, когда я разрывалась, металась между ними. Моя семья вела себя беззаботно, как если бы вокруг каждого из них был штат прислуги, покрикивая на меня (муж) и недовольно кривя губы (дети). Как я могла что-то не успеть или забыть! Я же сижу дома, значит, существую исключительно для удовлетворения каждой прихоти моих домочадцев. Но были еще и ночи, и была вера в хорошую, настоящую семью, было тепло знакомого тела под боком.

И вот я узнаю, что двадцать лет мной просто пользуются, как служанкой и кухаркой, а любят-то другую… Тут все и рухнуло.

— Ты хорошая, неглупая женщина, даже интересная, ты во всем меня устраиваешь, — сказал он мне. — Ты меня понимаешь, ты всю жизнь отдала мне. Но ты — это как бы мое прошлое, а мне нужно будущее. Я не могу бытъ только с тобой. Ты слишком домашняя, как… этот диван, эта комната, этот телевизор.”

Муж окончательно созрел до мысли, что, поскольку взял от жизни все, надо не упустить и настоящую любовь. К настоящей, разумеется, женщине. Муж уже несколько раз робко пытался "поговорить о будущем”. А будущее — в ее особнячке, где "настоящая женщина” не чистит картошку, не ползает с тряпкой.

С мужем мы одногодки. Он в расцвете сил, бодр и подтянут. Его знают, уважают, ценят. Он состоялся. А я, в чем состоялась я? В детях, которые напрямик говорят: "Ты прожила скучную, серую, ограниченную жизнь. Мы любим тебя, но, пожалуйста, молчи мама, не лезь в наши дела, ты ничему не можешь нас научить. Ты ничего не достигла и жизни не порадовалась по-настоящему. Вас так учили: надо, надо… А надо просто ЖИТЬ! Жить в полную силу.”

Вот и выходит, что кровно они мне дети, а духовно — отрекаются от духовного родства. Нет духовного в домохозяйке, считают они. Может быть, они и правы, кто скажет?

Раньше я все жалела одну одноклассницу. Как ни встретимся – она то аспирантуру кончает, то статьи печатает, то дело организует. А личное — за семью печатями. Гордая и одинокая. И я всегда считала, что ее оптимизм напускной. Спрашивала: "А ночами-то не плачешь?” Вот и недавно встретились. И я поняла, насколько она больше скопила в себе. Мне было страшно, пусто, тоскливо. Я не умела быть наедине с собой. Я была брошенной. Я была одинокой бабой. Я была в яме, а она на вершине. Она — уверенной и гордой женщиной, победительницей. И просто очень интересным и духовно богатым человеком. Ну почему ей не скучно с самой собой? Почему ей так легко окружить себя массой людей, которые тянутся к ней, как к соединяющему звену и лидеру. Почему в ней нуждаются, а обо мне порой забывают родные дети? Почему? Как случилось так, что она сама выбирает: остаться ли ей одной или быть с кем-то, а я уже больше года мучительно болею, не в силах признать неизбежное, страшась одиночества и чувствуя, что жизнь прошла зря. Зря, если теперь я остаюсь одна.

С. Б.