О чем мечтала Настя Овчаренко в 15-летнем возрасте? — Николы було думаты, — говорит Анастасия Свиридовна Богдан (в девичестве Овчаренко), которой на днях исполнится 85 лет. В Гиагинской она живет с 1959 года, но разговаривает на своем родном языке. Это не помешало нам понимать друг друга…

Угроза войны уже витала в воздухе над Полтавщиной, слухи о ней распространялись быстро. Но в них никто не хотел верить. В тот год в летние каникулы школьники пошли работать в колхоз, где каждая пара рук была на счету… Жизнь тех, кто прошел суровое испытание в грозные годы, разделилась на две части: до войны и после нее. Никто из них не знает, как бы сложилась судьба каждого из племени непокоренных, если бы не роковые 40-е. Ведь планы на будущее они строили и в них не было места войне… Полтавщину немцы оккупировали в первые дни войны. В родительском доме Анастасии разместился немецкий штаб, семья осталась на птичьих правах.

— Летом вся детвора работала в колхозе, — вспоминает Анастасия Свиридовна. — А зимой мы расчищали улицы от снега. Такое распоряжение издал немецкий комендант. К мирному населению немцы относились нормально. Но тем, кто помогал партизанам, пощады не было.

В 42-м начались волнения и среди мирных жителей. Работоспособных, в основном молодежь, эшелонами отправляли в Германию на принудительные работы. Такой приказ и в Веселый Подол пришел…

— Прятаться негде было, — с горечью вздыхает моя собеседница, — да и бесполезно было сопротивляться. Что мы могли против силы сделать? Защищать-то нас некому было. Эшелоны с людьми шли на Запад каждый день со всего Советского Союза. Польский город Ченстохов был своеобразной перевалочной базой, где после «сортировки» таких, как мы отправляли в Германию. Наш эшелон попал в г. Гляйвиц.

Вот в этом небольшом шахтерском городишке и пробыла Анастасия до начала 1945 года. Жили депортированные на огражденной и охраняемой территории. Их кормили и выдавали спецовку. Такой была плата за подневольную и непосильную работу. В этот лагерь труда днем и ночью шли железнодорожные составы, которые надо было разгружать не мешкая, не ссылаясь на усталость или недомогание, тем более — на болезнь. В промежутках, когда не было вагонов, их отправляли в хранилище перебирать овощи. За эту работу давали по ведерку картошки. Тогда у депортированных появлялась возможность суп на воде сварить.

— Мы не знали, что делается за пределами лагеря, — продолжает свой рассказ Анастасия Свиридовна, — но верили, что в рабстве будем не всю жизнь. Иногда кое-кому доходили письма из родных краев. А поэтому знали твердо, нам надо выдюжить какое-то время, чтобы остаться живыми, чтобы вернуться домой.

В этом лагере труда Анастасия заболела тифом, ее отправили в госпиталь. На ноги поднялась быстро, но и там не пришлось отлеживаться. Больше уже по собственной инициативе, то обеды и ужины разносила лежачим больным, то посуду на кухне мыла. Так время быстрее шло. В концлагерь с подругами попала однажды в наказание за то, что песню о Москве запели…

В феврале 45-го большую группу советских граждан, находившихся в Гляйвице, освободили. Но началась бомбежка, всем пришлось спуститься в шахту. Просидели под землей несколько дней без воды и еды. И когда наступила тишина, двинулись дальше в путь. Доставили в какой-то монастырь в 12 этажей на территории Польши. Здесь им устроили тотальную проверку.

— Один майор КГБ оказался моим земляком. — оживляется Анастасия Свиридовна. - После проверки он предложил мне поработать домработницей у директора какого-то завода. И пообещал, что поспособствует моему скорому возвращению домой. Я ему замолвила словцо за моих двух подружек. Поработали мы добросовестно, исполняли все, даже старались угодить хозяевам, лишь бы домой быстрее попасть. Из нашего села я самой первой вернулась. Это было 3 марта 1945 года.

Пришла Настя к своему дому, а там одни развалины. От односельчан узнала, что отца во время войны за что-то посадили в тюрьму. Двух ее братьев расстреляли вместе с партизанами. А мать с сестрой живут у знакомых на другом краю села. И началась для Анастасии новая жизнь. Строила дом, чтоб было где жить, работала, чтобы было за что жить. Радовалась Великой Победе, тому, что отец вскорости после нее вернулся, отпустили. Замуж вышла. А еще в первые послевоенные годы к таким, как она, вернувшихся из принудиловки из Германии, было некоторое недоверие. Не раз проходила она проверки различного рода. Анастасия Свиридовна относилась к ним спокойно, не по доброй воле ей и тысячам советских людей пришлось принудительно работать на Германию…

В 2000-м году германским федеральным законом был учрежден фонд «Память, ответственность и будущее». За счет средств этого фонда предусматривалась выплата компенсаций гражданам, которые были депортированы со своей родины на территорию Германии и привлекались там к принудительным работам.

— Мне пришлось ехать в Киев, — рассказывает дочь А. С. Богдан Людмила, — ведь все документы, подтверждающие право мамы на получение этой материальной помощи, хранились там в архиве, в комитете госбезопасности. Тогда мне и вернули мамин паспорт, который она получала до войны. Он пробыл в Германии, потом был возвращен в Киев. Майор, вручивший мне его, сказал: «Вам никогда не придется краснеть за свою маму».

Привыкшая к труду с детства, Анастасия Свиридовна никогда не жила в празднестве. Лишь время берет свое…

— Но я николы нэ сумую, — завершает она нашу беседу.

Сейчас А. С. Богдан живет в светлом уютном домике с дочкой и зятем. Окружена заботой, ни в чем не нуждается. Внучки и правнучка относятся к ней с большой любовью и нежностью. Как и она к ним. Та война закалила ее, как и всех, кто пережил лихую годину, но сердце ее всегда открыто для добра.

Г. ШОВГЕНОВА.