Дед Гриша сидел в своем уютном дворике, подставив лицо майскому солнцу. Позже он скажет: "Люблю тёплые майские деньки, поэтому большую часть дня провожу на улице".
Гвардейцу Григорию Михайловичу Москаленко — 95 лет. Он прошел с боями от Западной Украины до Варшавы. И мы решили пройти этот путь вместе. Дед Гриша в воспоминаниях, я, представляя картины тех дней. Испытывая в душе боль и страдания бойцов Красной Армии.
В 1939 году Григорий Михайлович был призван на действительную службу из Славянска-на-Кубани. Ему было 20 лет. На Кубани стоял золотой сентябрь, и в садах падали спелые яблоки. Война Григория Москаленко застала под городом Дрогобыч Западной Украины. Началось тяжелейшее отступление наших войск. Отступали, оставляя Львов, Киев, Житомир, Чернигов…
— В составе 23 танковой дивизии нас перебросили в Черкассы, затем в Кременчуг, — говорит Григорий Михайлович. Под Черкассами рядовой Москоленко прошел первый круг ада.
— Нас разбили в пух и прах,— вспоминает солдат. — Здесь я потерял своего верного товарища, с которым в станице пас коров, в школе сидел за одной партой. На моих глазах, снарядом его разорвало.
После в составе 38-й армии, действовавшей на Львовском направлении, мы прошли с боями Изюм, Харьков, Славянск. Может, там еще сохранились мои сапожные следы.
Дед Гриша умолкает, отводит от меня взгляд. И мне кажется, что он сейчас думает о судьбе Славянска, который он защищал много лет назад и который сегодня уничтожают неофашисты. Он полил эту землю своей кровью, оставил здесь след, а эти мрази только наследили, пролив чужую кровь. Вот о чем думал русский солдат с фамилией с окончанием на "о", как и принято у кубанцев и украинцев.
Но мы идем в воспоминаниях дальше — на Россошь Воронежской области.
— Из Россоши нас повернули в шолоховские места, а из Ростова в составе 28-й армии отправили туда, где была линия Юго-Западного фронта, на Сталинград.
Здесь и был второй круг ада. Вокруг города горела земля, но самое горькое зрелище являли на подступах к Сталинграду полыхающие в огне поля с колосившимся хлебом.
— Хороший был там урожай, — вдруг так обыденно произнёс ветеран войны. А голос был таким, будто он задыхался от горячего пламени и песка, который нес сильный ветер.
Москаленко вновь молчит, перебирая в памяти былое. Но мне показалось, что лицо у него в эти минуты стало уже другим...
Тяжелейшие бои под Сталинградом сильно поубавили спесь вражеской армии.
— Мы здесь придавили фашиста к Волге, и ему деваться уже некуда было.
— Битва была большая?
— Мало не было. Но там не сразу все получилось, пока Жуков не вмешался. Да и "катюши" появились.
Он как родные места вспоминает села и хутора вокруг Сталинграда: Тракторный, Паншин, Вертячий Лог, Луговодяное, Лугопролейка.
— Да как же это вы помните?
— Своими вот этими ногами пройдешь и глазами своими увидишь, оно долго остается вот здесь, — он кладет на сердце ладонь, а в голосе нотки волнения. Стараюсь увести его от наиболее тяжких воспоминаний.
— С каким оружием в бой шли?
— Хе-хе. Разное было. И наган, и автомат, и 76-миллиметровая пушка.
— А когда бомбили, кричал? Маму на помощь звал?
— Маму не звал, она в 1936 году умерла. Тогда я ушел из дома. Выучился на комбайнера, тракториста.
Григорий Михайлович вновь уходит в прошлое. Вспоминает, как в голодные тридцатые мама откуда-то привозила детям рыбу, за что ее избили какие-то люди. Он умолкает на секунду, и вновь продолжает разговор:
— А дальше мы пошли на Берлин. Как говорится, "тянуть" уже землю на себя… Со Сталинграда нашу часть погрузили полностью: и танки, и артиллерию, вплоть до кухни на два поезда по 90 вагонов, и со станции Иловлинская отправили на Елец (Липецкая область), Становое (Курская область), Ливны (Орловская область). Разгружались ночью, а снегу в Ливнах — по пояс. Здесь местные жители помогали расчищать дороги для прохода нашей артиллерии. Помню женщины, сами голодные и плохо одетые, все время нас подкармливали.
Орел остался в стороне, и мы с автоматами наперевес пошли маршем на Курск пешком. То, что готовится серьезная битва, поняли, когда в Курск приехали Рокоссовский с Жуковым. Жуков сильно ругался, было видно со стороны, на Рокоссовского. Но не наше это солдатское дело знать, какой у них вышел разговор. Наше дело было слушать приказ. А приказ пришел вот какой: нашу армию погрузить и направить на защиту Орла. Надо выстоять на направлении Орел-Курск-Москва, чтобы немец не отрезал главные силы, брошенные на защиту Москвы.
Часть, в которой воевал Москаленко, в конце сорок четвертого уже вышла, как говорится, на финишную прямую. Шли в направлении на Польшу через города Люблин, Белоподляска.
Здесь советский солдат Москаленко впервые узнал, что такое фашистский концлагерь. В районе Люблина стояли бараки, в которых хранились вещи узников, а сотни их безжизненных тел лежали рядом с бараками в огромных ямах.
Судьба как будто дала Григорию знак о том, что увиденное в концлагере — не случайный эпизод. Через 15 лет после войны Григорий Михайлович искал следы старшего брата Алексея. И вот совсем недавно пришли из Германии документы, раскрывшие страшную историю узников концлагеря ШТАЛАГ-311 Берген-Бельзен. Это был лагерь военнопленных "Офлаг-53" (лагерь под открытым небом).
Дед Гриша несет мне конверт и все никак не может вытащить оттуда пять страниц мелко напечатанного текста. У него дрожат руки. Я долго читаю строчки, то и дело прерываясь, чтобы тоже унять волнение. А в документе описано в подробностях, о том, как жили и умирали солдаты второй мировой.
Первые партии военнопленных прибыли 21-27 июля 1941 года из лагерей военного округа Восточной Пруссии. (Место, где служил брат Григория Михайловича Алексей). В июле 1941 сюда поступили около 20 тысяч военнопленных из СССР, к весне 42-го 18 тысяч из них умерло от болезней и голода. В лагере не было газовых камер. Но за 1943-1945 годы здесь умерли около 50 тысяч заключённых, свыше 35 тысяч из них - от тифа за несколько месяцев до освобождения лагеря.
Пленные были размещены на огороженной колючей проволокой территории под открытым небом. Питание осуществлялось из расчета одна буханка хлеба на десятерых на сутки (и даже эта "норма" выдавалась не каждый день). В считанные дни вся трава и кора немногих деревьев в огороженной колючей проволокой зоне была съедена, а питье из луж привело к эпидемии дизентерии. 26 сентября 1941 года прибывает 654 русских из нескольких шталагов, концлагерей германского вермахта. Одеты в гражданские обноски, их форму отобрали раньше.
В документах приводятся показания оставшегося в живых очевидца Михаила Чернышова:
— Не смерть является самой тяжкой участью людей на войне, а обесчеловечивание их, низведение до состояния животного. Утром в лагерь зашел фельдфебель. От него пахло винным перегаром. Он построил десять человек. В их числе был и я. Подвел к лагерному моргу, наспех сбитому из сырых сосновых досок, и завел внутрь. Здесь навалом лежали раздетые донага трупы, которые мы должны погрузить в фургон.
Страшная работа! Мы обращались с умершими, как с живыми. Старались, чтобы они не ударились о железные соединения фургонов. Мой взгляд остановился на крепко сжатом кулаке трупа. Я разжал окостеневшие пальцы и увидел миниатюрную фотографию девушки. Она красивая, эта девушка, и улыбается, а мне хочется плакать.
В мае 1945 года лагерь в Берген-Бельзене был сожжен. Вот и все, что осталось от Алексея Москаленко.
…Григорий Михайлович показывает и свои награды. Орден Великой Отечественной войны и Гвардейский знак, медали за Сталинград и Варшаву, Знак "Фронтовик" и медаль "За победу над Германией".
После войны около 40 лет Москаленко жил в Караганде, много работал, а выйдя на пенсию, переехал в Адыгею.
Григорий Москаленко несет в себе прошедшую войну вместе с отметинами от былых ран на ногах и голове.
Алексей Москаленко замучен в фашистском концлагере. Младший брат Петр Москаленко тоже воевал, но жизнь его оказалась короткой. Он умер от болезней через 20 лет после Победы…
Они уходят, наши ветераны, не оставляя в памяти своих рубежей, но оставляют на этой земле след. И пока они идут в воспоминаниях по дорогам их войны и всеобщей Победы, мы, их потомки, должны идти рядом с ними. След в след, чтобы не потерять память.
Г. Русланова. |