(Продолжение. Нач. в № 21 "КЗ” от 21 марта 2012 г.)

Аслан: - Что со мной? Почему так волнует эта женщина? Почему вдруг стало так важно, что она обо мне подумает, как взглянет? Разве мало таких, как она? Мало. Этот взгляд, улыбка, эти летящие к вискам брови, это достоинство… Перед нею хочется преклоняться, боготворить… Нельзя ее потерять, нельзя…

Мария: — Чеченец… Профессор… Чудеса! Но какая грусть во взгляде. А эти глубокие морщинки в уголках глаз и тронутые сединой виски… Наверное, пережил много. А это восхищение… Но мне ведь к такому не привыкать. Разве мало комплиментов делали мужчины, почему так волнует этот? Ему за пятьдесят, а застенчив, как мальчик… Собеседник пришелся ей по душе, в нем чувствовалось какое-то неуловимое обаяние, но признаться в этом открыто Марии вовсе не хотелось. "Надо сначала приглядеться…"— решила для себя.

И снова это нежное прикосновение:

— Мария, вы согласитесь поужинать вместе?

Приглашение ей показалось ни к чему не обязывающим, и она решила его принять:

— Да, конечно…

…Ужин получился веселым. Присоединились к Аслану с Марией ее коллеги, подошли его земляки, врач из Дагестана, настойчиво ухаживавший за нею в прошлый приезд. Аслан был удивительно, как-то трепетно предупредительным, откликался на любое Машино "хочу", даже сказанное между прочим. Покупал мороженое, соки, шоколад, цветы…

Равных ему в ухаживании за женщинами не было. Он весь вечер неотрывно смотрел на Марию, вбирая взглядом всю ее в себя, словно бы ласкал каждую клеточку ее тела. Она терялась от этого взгляда, видела, как за ними наблюдают сотрапезники, и чувствовала, что это застолье — начало какого-то волнующего, сумасшедшего этапа в ее жизни. Еще, не давая отчета происходящему, поняла, что этот мужчина постепенно безраздельно овладевает ее сердцем.

Вдруг оркестр заиграл "лезгинку". Дагестанец тут же вскочил с места, подхватил Марию под руку и буквально затащил ее, упиравшуюся, на сцену. Дело в том, что в прошлый приезд она произвела фурор тем, как танцевала этот танец, влюбив в себя всех кавказцев. Мария в нерешительности остановилась, вгляделась в толпу, сразу собравшуюся перед сценой, и тут же наткнулась на горящий взгляд Аслана. Он стоял, сложив руки на груди, как изваяние, и Маша никак не могла понять, одобряет он ее выход или осуждает. Но дагестанец уже семенивший перед нею, гордо выпятив грудь, не давал времени на раздумья. А тут еще выплыли на сцену худосочные, бестелесные какие-то "модельки" и в Марии взыграло "ретивое". Она приподнялась на цыпочки, вытянулась в струнку (отчего еще явственнее обозначилась тонкая талия и высокая грудь), с неповторимой грацией вскинула над головой красивые руки и… поплыла. Толпа восторженно ахнула и тут же от нее отделились несколько кавказцев и ну выделывать немыслимые коленца перед прекрасной женщиной. Они вскрикивали: "Асса!", гортанно произносили какие-то непонятные звуки, падали на колени перед Марией, протягивали к ней руки, словно вознося ее над толпой. А Мария плыла и плыла по сцене в зажигательном танце и все, кто был в зале, аплодировали в такт музыке, кричали: "Браво!", только Аслан все так же неподвижно стоял у самой сцены, пожирая ее взглядом.

Музыка закончилась неожиданно, и Мария, смутившись от всеобщей восторженности, стала быстро спускаться по ступенькам. И вдруг ее подхватили чьи-то сильные руки. Это Аслан, бросившись вперед, крепко-крепко прижал ее тело к себе, закружил и выдохнул:

— Родная! Моя!

Сердце Маши испуганной птицей забилось в груди, она сверху вниз взглянула на Аслана, прошептала:

— Пусти…

Обретя твердую почву под ногами, слегка покачнулась. Он тут же подхватил ее под руку, заботливо склонился:

— С тобой все хорошо?

— Конечно, нет, — улыбнулась Мария.

Она наклонила голову и словно углубилась в себя. Ей так хотелось уйти от этой толпы, остаться наедине со своими мыслями, чувствами… Словно бы прочитав что-то в ее душе, Аслан прошептал:

— Давай уйдем.

Она улыбнулась в ответ и молча кивнула, давая понять, что согласна.

…Больше всего на свете ему хотелось прямо тут же сказать Марии, как дорога она ему. Но это было недопустимо здесь и сейчас. Его останавливало строгое воспитание, боязнь, что она не так поймет эти слова и… кавказская гордость. Мужчины в Чечне любят глазами, руками и очень редко говорят женщинам о своих чувствах.

Аслан: —О, Аллах, что со мной происходит? Я готов слагать стихи, я готов идти за ней на край света. Мне уже много лет. Я женат, я знал женщин. Но такое со мной впервые. Что это? Я не знаю ее совсем, и, кажется, знаю вечно. Чувствую, что моя жизнь — это ее жизнь. И она может пройти мимо. Она может пройти мимо? Маша… Машенька. Такая нежная, такая яркая, такая необыкновенная… Она — моя.

Мария: — Что я делаю? Что за безрассудство? Остаться наедине с чеченцем, пригласить его к себе в номер — да я с ума сошла. Ведь я совсем не знаю этого человека! Тогда почему чувствую такую привязанность к нему? Может быть, это происходит потому, что встретила близкого по духу мне человека на том отрезке своей жизни, когда перестала верить в любовь? Встретила и получила?…

Весь вечер Аслан был так трогательно нежен и робок с нею, так почтителен, что Мария, сравнив его с другими ухажерами, почувствовала любопытство и какой-то азарт: "А что же будет дальше?" Она умела владеть своими чувствами и знала, что в любую минуту может прервать отношения, не доводя их до пика страстей.

Т. ПОПОВА.

(Продолжение следует).