Гражданская война унесла из жизни многих сельчан. Многие семьи потеряли мужчин, сыновей, разорено хозяйство. Ведение единоличных хозяйств заканчивалось, подушный раздел земли привел к тому, что у семей, в которых рождались девочки, земли не давали. А на мальчиков нарезалось по 10 десятин на каждого. Если зажиточные казаки имели возможность приобрести сельхозинвентарь для обработки земли, то бедное население шло в наймы, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Перспективы дальнейшего развития сел и станиц были определены на 14 съезде РКП (б), состоявшегося в декабре 1925 г. Была принята программа индустриализации страны и переход к сплошной коллективизации сельского хозяйства.
Начались создаваться коммуны по совместной обработке земли.
С января 1930 года вступило в действие постановление Северо-Кавказского крайкома ВКП (б) "О ликвидации кулачества как класса, в пределах Северо-Кавказского края".
По которому большое число жителей, причисленных к этому классу, было выслано в административном порядке из мест постоянного проживания. Постановлениями устанавливались также задания на выселение по районам и станицам. Так, в целом по Майкопскому округу определено было выслать за пределы округа 1000 кулацких хозяйств, из них 300 по Майкопскому району, в том числе из ст. Гиагинской — 57. В действительности же, как свидетельствуют архивные документы из станицы было выслано большее число семей. В течение всего 1930 г. шло формирование "списков кулацких хозяйств" подлежащих выселению. Гиагинским станичным избиркомом 2.12.1930 г. был представлен на рассмотрение Майкопского райизбиркома список лиц, лишенных избирательных прав по Гиагинскому станичному совету, включивших 571 человек (с формулировкой "как применяющий наемный труд с целью расширения своего хозяйства", "как занимающийся скупкой и перекупкой сельхозпродукции", имел одного постоянного батрака и нескольких сезонных". Выселяли в Ставрополье, ближе к астраханским степям, Сибирь.
На сборы давали 24 часа. С собой разрешали брать немного харчей и воды.
Из воспоминаний Проходы И. А.: "После нового 1931 года вывезли на подводах в ст. Дондуковскую, погрузили ночью в вагоны, по сорок человек в каждый, старых и малых вместе, двери и окна закрыли. Лишь раз в сутки открывали вагонную дверь и подавали ведро воды. Выходить на остановках никому не разрешали, вагон был и кухней и уборной. Привезли в село Малая Джалка, Ставропольского края, Апанасенского района.
Перезимовали здесь, а весной повезли дальше в Новосибирск, на строительство кирпичного завода. Жили в землянках, которые сами себе и копали, лишь летом 1932 года мы перебрались в построенный деревянный барак. Жизнь была очень тяжелой, из-за недостатков продуктов люди стали умирать. И отец с матерью решили бежать домой, а кто остался, почти все поумирали от голода. В 1994 году вся семья была репрессирована, за потерянное имущество получил компенсацию 3,5 тысячи рублей.
Перегибы в руководстве страны отражались на жизни казаков на Кубани. Период коллективизации, репрессий 1933-1941 г.г., голодомора 1932-1933 г.г.— это рукотворное стихийное бедствие. Поэтому сколько бы лет не прошло, люди будут вспоминать это, задаваться вопросами : "Что это было? "Кто виноват?" ,"Как такое могло случиться?".
Если вдуматься — это было продолжением, но уже в другой форме, братоубийственной гражданской войны. Её огонь продолжал тлеть в душах людей и был выпущен на свободу в 1932 г. Нам сложно представить сегодня масштабы трагедии тех лет. Основное население станицы вымерло от голода, вымирали целыми семьями, зерно которое было роздано работающим, было отобрано по хлебозаготовкам, к осени 1932 года из колхозов забрали последнее зерно семенного фонда. Казакам не могли простить их активное участие в Гражданской войне и неприятие Советской власти. Коллективизация и голод привели к коренным изменениям в психологии казаков, вольном духе. Приспособничество стало нормой жизни. Те, кто был в силах, разъезжались по стране, находили пристанище в республиках Северного Кавказа и крупных городах. Большинство свидетелей тех страшных лет предпочитали молчать о прошлом. Никого не оставят равнодушными устные свидетельства тех, кто пережил страшное. Слушать или читать эти воспоминания о невиданном бедствии, охватившем советское крестьянство, очень тяжело.
Широкое распространение получила практика уничтожения обличающих документов.
История умалчивает, кто руководил станицей в смутное время.
(Продолжение следует)
|
