(Продолжение. Нач. в № 21 "КЗ” от 21 марта 2012 г.)

Аслан вернулся к родительскому подворью. Сидя на развалинах дома, он жалел также своих земляков, оставшихся без крова, оплакивающих родных и близких. Он и сам скорбел вместе с ними о своей некогда прекрасной родине, которая неумолимо сползала в черную дыру войны.

С горечью вспомнил он свою землячку, которую встретил, как и Марию, на форуме. Она уехала в Россию, потому что была русской, но очень тосковала по Грозному и жаловалась на то, что никак не может забыть любимый город, друзей, знакомых. Да разве она одна такая? Ковровые бомбометания и артобстрелы, предпринятые тогда обеими сторонами в ходе военных операций, заставили многих русских бежать из мятежной республики. Вспомнил он и о юноше из скромной чеченской семьи, которого бандиты чуть ли не превратили в террориста-смертника. "Для чего мы живем, — продолжал размышлять Аслан. — чтобы кого-то сделать рабами? Добиться своей корысти любой ценой? Да нет, мы должны жить так, чтобы встать над собой, над своим эгоизмом и протянуть руку помощи всем, кто в ней нуждается".

Сейчас он думал и о Марии. И о том, что обязательно напишет ей письмо. И строчки этого будущего письма уже ложились четкими фразами на его сердце: "Любимая! Я взялся за ручку, движимый бесконечными мыслями о тебе, занес ее над чистым листком бумаги и замер — с чего начать? Какие слова могли бы в точности передать состояние моей души, озаренной и утомленной. Озаренной блеском твоих удивительных глаз и утомленной разлукой, столь же неожиданной, как и наша встреча. В какой-то момент я замираю снова — а было ли все это: ты, я, величественная река, безграничная любовь? Ну, конечно же, было! И будет еще не раз: и ты, и я, и наше притяжение друг к другу, и скрестившиеся пальцы наших рук. Если бы мне вдруг сказали, что этого никогда не будет — тогда я точно не нашел бы никаких слов, и отчаяние объяло бы меня, как объяла однажды и навсегда боль за мою истерзанную и поруганную Чечню. Да, я ее сын. Каждый человек должен чувствовать себя частицей своей малой родины, своего народа. Если бы это было не так, в мире людей не было бы народов и наций. И уж конечно, они созданы Богом не для вражды и войн. Думаю, что мы с тобой это понимаем лучше, чем кто-либо. Поддавшись голосу сердца, мы не задумывались, кто мы и откуда. И это так естественно. В тысячу раз естественнее, чем действия боевиков и федералов, в результате которых гибнут невинные люди.

Я сижу на развалинах, оставшихся от моего дома после налета русских летчиков, и думаю о русской женщине, завоевавшей мое сердце без боя. Я думаю о тебе. Хочу думать — думаю, не хочу думать — думаю. Это чьи-то слова, но они обо мне. А может быть, и о тебе. Ничего не может помешать тебе думать обо мне. Думать и любить. А что может быть прекраснее этого чувства?! Разве не в нем смысл жизни, суть вещей, истина?! Неужели те, кто нажимает на курок, клевещет, сеет вражду, никогда не любили, не страдали, не роняли слез от счастья и мук. Не рождаются же они с ненавистью в груди и оружием в руках. Пожалуй, они все же не любили. Не могут в одном сердце уместиться любовь и ненависть, как умещаются в этом большом мире. Мы положили с тобой наши чувства на чашу весов, и, может быть, добро перевесит зло. Мы будем любить друг друга назло всем, кто живет другими чувствами. И не потому, что рядом с нами, в Ростове и Грозном, не было людей, достойных нашей любви. А потому, что так было угодно Богу, природе, судьбе. Мы просто прочли в наших глазах: "Подари мне любовь!" и не стали противиться возникшему желанию. На прощанье хочу, чтобы ты прочла стихи. Они — о жертвах необъявленной войны: русских и чеченцев…

Нам бы вспомнить их всех поименно:

Кто до дна чашу горя испил,

Под развалинами погребенных

Без молитвы, без слез и могил.

Тех, кого разорвала ракета,

Кто попал под бомбежку "своих",

Кто в подвалах сырых до рассвета

 Не дожил. Нам бы вспомнить о них.

Нам бы вспомнить похищенных братьев,

Силой вырванных у матерей.

Сколько боли и сколько проклятий

Родилось у разбитых дверей!

Нам бы вспомнить их всех поименно,

Только где они — их имена?

Не считали в Чечне погребенных—

Все как будто списала война.

Целую тебя крепко. И прошу: береги себя для меня. Твой Аслан".

…Отъезд в южную столицу был для Аслана срочным и неожиданным — его официально пригласили на мероприятие светил российской медицины. Он ехал не один. С ним была делегация. И созвониться с Марией, договориться о встрече мешали обстоятельства. Но он знал одно: время позволяло ему увидеться с любимой женщиной. Да и встречу он хотел сделать неожиданной для нее. Тогда ему и в голову не могло прийти, что эту поездку организовала для него Мария, сумевшая убедить организаторов семинара в необходимости обмена опытом с чеченскими коллегами.

…Глаза их сразу встретились, когда Аслан вошел в фойе медуниверситета. В них было столько восторга и радости, что, не раздумывая, они тотчас же потянулись друг к другу. Несколько минут влюбленные не могли произнести ни слова. Ощущение близости не покидало их весь вечер. Они ловили друг друга взглядами, обменивались короткими фразами, и оба понимали, что их время пока не пришло, что надо только чуть-чуть подождать…

Мария видела, как весь вечер ее любимого мужчину сопровождала женщина, приехавшая с ним. И это угнетало ее. Она упрекала себя за эту ревность, пробовала отвести взгляд. Аслан также замечал, какие огненные взгляды бросали на Марию мужчины, когда она, улыбаясь своей необыкновенной улыбкой, грациозно танцевала их танец — танец горцев. И это больно ранило сердце. На какой-то миг они почувствовали в своих отношениях отчуждение. Ревность, появившаяся у обоих почти одновременно, готова была вот-вот разбить на мелкие осколки их БОЛЬШУЮ И ВЫСТРАДАННУЮ ЛЮБОВЬ.